В краю, лишенном трав и страждущем от жажды,
К природе жалобы я обратил однажды.
И, разум отточив острее, чем кинжал,
Холодным острием я сердцу угрожал.
В тот миг могильной мглой над самой головою
Нежданно облако возникло грозовое.
Порочных демонов орду оно влекло,
Глазевших на меня и холодно и зло.
Сто любопытных глаз впились в меня во мраке —
Так на безумного, толпясь, глядят зеваки.
Шепчась и хохоча в зловещей тишине,
Они злословили бесстыже обо мне:

— «Вы видите вон там, внизу, карикатуру?
Безумец Гамлета задумал корчить сдуру!
Рассеян мутный взгляд, он немощен и нищ,
Не правда ли, друзья, как жалок этот хлыщ?!
Шут в вечном отпуске, комедиант без сцены,
Кривлянием себе набить он хочет цену,
И песней жалобной, десятком жалких слов
Он силится увлечь и мошек и орлов.
Нам, изобретшим все подобные уловки,
Он преподносит их в бездарнейшей трактовке».

Конечно (мрачная душа моя горда
И выше вознеслась, чем демонов орда),
Я отвернуться мог, божественно спокойный,
Но вдруг я разглядел в толпе их непристойной
Ее — которая в душе моей царит.
(И солнца не сошли с начертанных орбит!)
Смеясь моей тоске, отчаянью, невзгодам,
Она врагов моих ласкала мимоходом.

Шарль Бодлер (перевод Ирины Озеровой)